Фашисты [litres] - Кирилл Викторович Рябов

– Ясно, – поскучнел Прокопий. – Счастливо оставаться.

Саша закрыла за ним дверь.

– Коля, ты сейчас понимаешь, что происходит?

– Да. Я проснулся голый и сначала подумал, что нахожусь в психушке. Потом услышал голоса. А этот человек выгнал из меня демона.

– Правильно.

– А избила меня ты?

– Да, так было надо.

– Ладно.

– Пойдём ляжем. День был ужасно тяжёлый. Я сидела на кухне с самого утра и слушала вопли из комнаты. А ещё потом отмывала пол от крови, блевотины и кое-чего другого.

Вольский смущённо кашлянул.

– Надо было оставить, я бы убрал.

– Принц Альберт бы всё сожрал.

Когда легли, Саша погладила его по щеке и сказала:

– Спи, Коля. Всё прошло.

Она легла к стенке.

Вольский проспал до следующего вечера. Саша разбудила его, чтобы покормить. Она сварила суп. Аппетита не было, но Вольский съел полную тарелку.

– Мама очень волнуется за тебя, – сказала Саша. – Твоя.

– Я понял, – ответил он.

– Позвони ей завтра. Она была в истерике. Я с трудом успокоила.

– Я позвоню утром, – ответил Вольский.

После еды его сморило. Саша помогла лечь и укрыла одеялом.

– Прости меня, – пробормотал он, засыпая.

– Всё хорошо, Коля.

Вольский моментально провалился. Снов не было. Он будто плыл через космическую пустошь. Но потом в темноте замерцал лучик света, послышались прерывистые звуки музыки. Вся вселенная закрутилась, полетела и вынесла Вольского в первый ряд концертного зала. Он оказался перед сценой. Посередине стояло фортепиано. Вышел человек во фраке и маске зайчика. Откинув фалды, он сел, тронул клавиши и фальшиво, мимо нот запел скрипучим голосом:

Заскулив, Вольский проснулся, мокрый и вонючий. Его трясло крупной дрожью. И омерзительный голос в голове продолжал петь, повторяя одно и то же, как заевшая пластинка. Но постепенно он затих. Вольский выбрался из-под отяжелевшего одеяла, опустил ноги на пол и встал в холодную лужу. Что-то мокрое шлёпнулось ему на загривок. С потолка крупными каплями падала вода.

– Саша, Сашенька! – крикнул Вольский. – Мы протекаем. Где ты?

Вошла Саша. На ней было надето чёрное обтягивающее платье.

– Не верещи, – сказала она. – Хватит уже!

– Вода течёт, – пробормотал он.

– Безмозглый, бесполезный идиот. Der arme Idiot! Как же ты мне надоел!

Вольский сделал шаг. Саша отшатнулась.

– Почему ты так говоришь? – спросил он. – Что я тебе сделал?

– Ахахаха! Он ещё спрашивает! Смотри, что ты сделал!

Саша стянула платье через голову и швырнула в лужу. Всё её тело было покрыто крупными синяками, ссадинами и порезами.

– Всё это сделал ты!

– Это не я, – сказал Вольский слабым голосом. – Это ведь демон.

– А ты и есть демон.

– Неправда. Ты ведь знаешь…

– Ненавижу тебя. Желаю, чтобы ты сдох! Ты обуза. Я хочу жить нормальной, человеческой жизнью.

Вольский замёрз. Его трясло. Саша подобрала платье, напоминающее теперь половую тряпку, и наотмашь съездила ему по лицу.

– Вспоминай, гад! Вспоминай всё, что наделал! – кричала она и лупила его.

Вольский, зажмурившись, терпел.

«Это правильно. Это я заслужил», – подумал он и заплакал.

– Червяк, – сказала Саша.

Она накинула платье ему на голову и стала душить.

Вольский проснулся в слезах, громко всхрапнув, и некоторое время продолжал немножко хныкать. Он всё вспомнил и стал звать Сашу.

– Сашенька, Саша, Саша! – верещал он. – Милая, где ты?

Наконец она прибежала.

– Где ты была?

– В туалете. Господи! Ну что ещё случилось?

– Ты ненавидишь меня, – прошептал он, держась за трясущееся лицо.

– Не говори глупостей.

– Я знаю. Я всё вспомнил, – сказал Вольский.

– Что именно?

– Я хотел надеть на тебя поводок и таскать по улице голую. Я хотел издеваться. Я говорил ужасные вещи. Я мог тебя убить.

– И что теперь? – спросила Саша устало.

– Как теперь жить с этим?

– Забудь.

– Как забыть?

– Возьми себя в руки, Коля. Поспи ещё. Тебе надо прийти в себя. Просто ты ещё не до конца оправился. Хочешь, я позвоню отцу Прокопию?

– Не надо. Всё, что мог, он сделал.

– Коль, я ужасно устала. Пожалей меня.

– Я жалею.

– Тогда, пожалуйста, не скули. Всё наладится.

– А если не наладится?

Саша устало пожала плечами.

– Тогда не знаю. Поживём – увидим.

– Прости меня, – сказал Вольский и противно заплакал, пуская сопли и слюни.

– Я простила, Коля. Отдыхай.

И вышла.

Вольский встал с кровати, предварительно потрогав пол большим пальцем ноги. Там было сухо. За окном разлилась серая хмарь. Он бесцельно побродил из угла в угол, время от времени стукая себя кулаком по голове. Из кухни послышался Сашин голос. Вольский открыл окно. В комнату ворвался мелкий, как манная крупа, снег. На секунду зажмурившись, Вольский ухватился за створку и влез на подоконник.

– Коооооляяяяяя! – услышал он крик.

Попытался зацепиться и не смог.

Он грохнулся на покатую крышу застеклённой лоджии этажом ниже. Стал медленно сползать, но вцепился ногтями в мокрую кровлю, подтянул ноги и сел. Из окна высунулась всклокоченная голова Саши.

– Коля, ёб твою мать! – заорала она. – Не двигайся. Залезай обратно. Я сама тебя убью!

– Правда? – спросил Вольский.

– Тебе сейчас мама звонила. Не двигайся.

– Я не двигаюсь.

Саша вытянула руку и осторожно выпустила смарт фон. Он поймал, покачнулся, но удержал равновесие.

– Позвони маме. Я скручу простыню.

– Хорошо, – сказал Вольский.

«Какой же ты ёбаный мудак!» – раздался голос в голове. Его собственный.

Вольский нажал вызов.

Мама закричала:

– Коленька, Коля, где ты пропадал?!

– Я тут, мама, – сказал он, ёжась от холода.

Вольский заметил, что несколько человек внизу остановились и показывают на него.

– Твой голос! – закричала мама. – Я узнаю твой голос, мальчик мой! До этого был не твой голос! Господи! Боже!

– Мама, успокойся, прошу тебя.

– Что с тобой случилось?

– Я болел, – сказал Вольский. – Мне было плохо. Но теперь мне уже лучше. Я выздоравливаю.